«Я не прогоню того, кто приходит ко Мне» (Ин. 6,37)
Автор: Świadectwo
"Любите друг друга!" 1/2006 → Спасение через Иисуса Христа
Сформированные еще в детстве, мои взгляды на церковь не отличались от взглядов каждого советского человека, воспитанного на идеях воинствующего атеизма. Ясно, Бога придумали темные старухи, которым приходилось раз в году плестись в церковь и торчать там целую ночь перед иконами и свечками со своими куличами и крашеными яйцами.
Молодежь не могла понять смысла этих обрядов, тем более, что милиционеры постоянно прогоняли с церковного двора молодых людей, которые пытались туда проникнуть. Лишь в деревнях женщины могли осмелиться забрать внуков на богослужение, так как в деревне власти несколько мягче относились к верующим. И хотя почти каждый ребенок был втихаря крещен, ни один не смел носить крестик.
В зданиях церквей в СССР чаще всего устраивали склады. Помню горы мешков с мукой или цементом в нашей церкви, где мы играли в детстве. Под сводами раздавались наши крики и смех, а со стен смотрели на нас лики святых.
Будучи школьницей, я очень любила читать, читала много и из книг узнавала, что Бог – это религия, а религия – это «опиум для народа». Часто видела я и плакаты с этим лозунгом. Ведь опиум – это наркотик, зло, которое нам подбрасывают капиталистические враги. Я, правда, не могла себе объяснить, почему русская литература была вся переполнена Христом, но и так была уверена, что религия относилась к прошлому, когда царила эксплуатация.
В моей семье слова «Бог» никогда не произносили. Мама воспитывала троих детей, а ее родители погибли в годы коллективизации, поскольку их сочли кулаками. С малых лет она была бездомной, потом попала в детский дом, стала пионеркой, комсомолкой. Богом для мамы был «бессмерный вождь всех народов», поэтому ей даже не пришло в голову крестить детей. Тем более, что за это ее могли уволить с работы. Лишь один раз произошло нечто невероятное. Была гроза, настолько сильная, что небо, казалось, лопается пополам – и вдруг вся деревня погрузилась в тьму. Мама зажгла свечу и в мерцающем свете было видно, как она перекрестилась. С неизвестной мне ранее силой в голосе она сказала: «Боже, помилуй и спаси нас!» И в этот момент гроза прекратилась. Мы, дети, были в шоке, боялись даже пошевелиться, и что-то подсказывало нам, что об этом нельзя никому говорить. Впечатление было таким сильным, что даже спустя годы, когда мы с сестрой напроказничали, мы прятались в сарае и, опасаясь наказания, молились: «Боже, помилуй нас!» И на этом наше общение со Всемогущим заканчивалось.
Студенческие годы были заполнены поездками по всей территории СССР. Русская архитектура начала меня восхищать, и я планировала путешествия так, чтобы посетить разрушенные и уцелевшие церкви и монастыри. Я выискивала в старых энциклопедиях места, где были храмы, и ездила смотреть их. Чтобы восполнить пробелы в области знаний о культовом строительстве, я читала соответствующую литературу. Единственным доступным издательством была, конечно, «Политическая культура», а первым источником моих знаний о Библии был «Словарь атеиста».
Среди многих покинутых, разрушенных и забытых храмов мне удавалось найти и такие, где еще тлилась жизнь. Каждое богослужение, на которое мне удавалось попасть, было потрясающим событием, хотя язык литургии был мне непонятен. Я научилась различать лики святых и апостолов, но всегда самое большое впечатление производили на меня глаза Иисуса Спасителя. Нарисованный восходящим в небеса, или с прибитыми к кресту руками, его взгляд всегда был полон страдания и любви.
Я начала понимать символы богослужений, полюбила тишину полупустых церквей, смешанную с шепотом молитв. Но я чувствовала себя совершенно чужой, пока одна из старушек не вложила мне в руку пожелтевший от времени, зачитанный Новый Завет. Поначалу лишь древний язык Евангелия возбуждал мой интерес, но со временем также содержание стало проникать в меня, как корни неведомого растения, без которого я уже не могла обойтись. Новый Завет стал моим верным спутником, вызывающим удивление встречаемых в поездах и гостиницах людей. Соседи в купе сочувственно качали головами, как при виде инвалида, и говорили: «Бедная девушка, а ведь еще такая молодая...» Мне пришлось привыкнуть к осуждению, в конце концов я знала, в какой стране живу. Здесь смеются с человека, у которого на шее крестик. Но также в церкви старушки постоянно шикали на меня – то я вошла без головного убора, то стала не там, то руки не так сложила... Казалось, что для меня нигде нет места. И хоть я уже чувствовала себя в церквях свободно, мне чего-то не хватало. Чего-то, что не является пищей и питьем, но дает праведность, и мир, и радость (Рим. 14,17). Меня притягивало то, что казалось мне более благородным, высоким и более достойным, чем моя предыдущая жизнь, но я прекрасно понимала, какие требования ставят мне моральные нормы христианства.
Что мне было делать? Даже если бы мне в голову и пришла мысль о крещении, я отвергла бы ее. Я ведь не имела никакого понятия об этом Таинстве, которое мне казалось лишь формальным обрядом. В моем сознании крепко утвердились советские пропагандистские лозунги, и не нашлось никого, кто мог бы показать мне путь. Я брела к Богу так, как в наши русские церкви: еле заметной, заброшенной тайной тропой.
Когда я впервые попала в Польшу в 1980-м году, я открыла неизвестный мир. Я видела детей в белых одеждах, весело разговаривающих возле церкви, улыбающегося священника с гитарой, окруженного молодежью... Я узнала, что в стенах церкви людей объединяет не только общее страдание, но и общая радость.
Лишь шесть лет спустя я смогла снова ступить на польскую землю. За это время многое изменилось и в Польше, и в России, и в моей личной жизни. Снаружи могло показаться, что я достигла многого, но здесь я почувствовала свое ничтожество, когда друзья шли в церковь, а я была там лишь гостем. Вокруг меня происходило нечто важное, в чем я не могла участвовать, и поэтому мое духовное состояние только ухудшалось. Друзья видели, что со мной происходит, и пытались утешать меня: «В церкви есть место для каждого». Но я всегда реагировала одинаково: прерывала разговор и выходила из церкви, даже во время богослужения. Я совсем не чувствовала, что Бог меня любит. Я вернулась в Россию в отчаянии, недовольная собой, с чувством невостребованности, хотя и понимала, что это я не воспользовалась шансом изменить мою жизнь. Я не знала, как жить дальше, что делать, и имеет ли вообще моя жизнь смысл.
Я решила поехать на Европейскую Встречу Молодежи во Вроцлаве, но перед самым отъездом, 9 декабря, произошло землетрясение в Армении. Я поехала в качестве журналиста в город, где находился эпицентр, но города не было. Вместо него были руины, в которых усталые люди в серых от пыли одеждах пытались найти тела погибших. У меня не было сил ни смотреть, ни плакать, ни кричать. Первых три дня я не могла даже разговаривать. Лишь потом я смогла взять каранда? и блокнот и подойти к людям, сидящим вокруг костра, чтобы прислушаться к их боли...
Теоретически я знала, что бывает смерть, и сама смерть свидетельствовала о том, что жизнь продолжается. Но здесь смерть была везде, она заполняла всех и всё. Я спрашивала себя: неужели человек лишь игрушка слепых сил природы, которая случайно породила в нем сознание? Сознание, чтобы он знал, что он жив, и постоянно мучился от мыслей о неизбежной смерти. И стóит ли начинать жить, любить, творить лишь затем, чтобы умереть и никогда больше не существовать? В сердце я кричала Богу: «Где твоя сила? Где твое милосердие? В чем оно проявляется?» Обида и горечь наполняли меня, и я была в состоянии духовного отупения, подходя к костру и видя, как люди уступают мне место возле самого огня. И в этот момент я почувствовала, что для них сострадающее сердце гораздо важнее, чем тепло огня. Сердце, способное выслушать их боль, понять и рассказать другим. Угнетающий меня страх перед смертью пропал, а его место занял мир и покой. Тот, который сильнее смерти, победил в моем сердце. И я старалась найти Его среди этих людей, в этих городах.
Как жаждущий олень к воде стремится,
стремится, Господи, к Тебе душа моя...
И в день, и в ночь мне были слезы хлебом,
когда мне говорили: «Где твой Бог?»
Взывает океан глубокий к океану,
и водопадов шум Твоих я слышу,
накатывают беды на меня,
как будто штормовые волны... (Пс. 41,2.4.8)
Я услышала Иисуса, стучащего в мою дверь, и открыла. Я впустила Его, и Он пришел сюда, к этим страдающим людям. Бог поселился среди людей.
Я нашла того,
кого любит сердце мое.
Я его обняла и не отпущу... (Песн. 3,4)
Спустя две недели я была во Вроцлаве на Встрече Молодежи. Впервые в жизни я пережила совместные молитвы. Я повторяла вместе со всеми: «Только в Иисусе наше спасение, ценой Его страданий, смерти и воскресения. Он возлюбил нас и отдал жизнь за нас, и Его кровь дает нам искупление и прощение грехов» (Еф. 1,7). Я узнала, что крещение – это погружение человека в Христа, в Его смерть, чтобы вместе с Ним мы могли воскреснуть для славы Бога Отца в Святом Духе (Рим. 6,3-4; Еф. 1,13-14; Тит. 3,4-7). И тут во мне что-то дрогнуло. После долгих размышлений я спросила подругу: «Люди становятся христианами через крещение?» Ее ответ был простой: «Да». И мы обе разревелись.
20 августа 1992 года я приняла крещение в кафедральном соборе города Гнезно.
